Неточные совпадения
Вы, вероятно,
замечаете, что я со своею
компанией не спешу сходиться, с прежними-то друзьями и приятелями.
Снова вспомнилось, каким индюком держался Тагильский в
компании Прейса. Вероятно, и тогда уже он
наметил себе путь в сенат. Грубоватый Поярков сказал ему: «Считать — нужно, однако, не забывая, что посредством бухгалтерии революцию не сделаешь». Затем он говорил, что особенное пристрастие к цифрам обнаруживают вульгаризаторы Маркса и что Маркс не просто экономист, а основоположник научно обоснованной философии экономики.
В доме пост теперь: «On est en penitence — бульон и цыпленка готовят на всех — et ma pauvre Sophie n’ose pas descendre me tenir compagnie, [На всех наложено покаяние… и моя бедная Софи не
смеет спуститься, чтобы составить мне
компанию (фр.).] — жалуется он горько и жует в недоумении губами, — et nous sommes enfermes tous les deux [и мы оба заперты (фр.).]…
— А Пуцилло-Маляхинский?.. Поверьте, что я не умру, пока не сломлю его. Я систематически доконаю его, я буду следить по его пятам, как тень… Когда эта
компания распадется, тогда, пожалуй, я не отвечаю за себя: мне будет нечего больше делать, как только протянуть ноги. Я это
замечал: больной человек, измученный, кажется, места в нем живого нет, а все скрипит да еще работает за десятерых, воз везет. А как отняли у него дело — и свалился, как сгнивший столб.
— Милый мой, ведь это ты для моего успокоения геройствовал. А убежим сейчас же, в самом деле, если тебе так хочется поскорее кончить карантин. Я скоро пойду на полчаса в мастерскую. Отправимтесь все вместе: это будет с твоей стороны очень мило, что ты первый визит после болезни сделаешь нашей
компании. Она
заметит это и будет очень рада такой внимательности.
Галактион сам стал у штурвала, чтобы проехать как можно дальше. Ненагруженный пароход сидел всего на четырех четвертях, а воды в Ключевой благодаря ненастью в горах было достаточно. Но не прошло и четверти часа, как на одном повороте «
Компания» врезалась в
мель.
Мужчины были заняты осмотром пристани, складов, баржей и нового парохода «
Компания». Галактион увлекся и не
замечал, что компаньоны уже порядочно утомились и несколько раз посматривали на часы. Наконец, Штофф не вытерпел...
В довершение всего в «Запольском курьере» появилась анонимная статья «о трех благодетелях». В ней подробно рассказывалась история пароходной
компании, а роль Мышникова и Штоффа выставлялась в самом комическом виде. Это была
месть Харченки.
— Я согласен, что историческая мысль, но к чему вы ведете? — продолжал спрашивать князь. (Он говорил с такою серьезностию и с таким отсутствием всякой шутки и насмешки над Лебедевым, над которым все смеялись, что тон его, среди общего тона всей
компании, невольно становился комическим; еще немного, и стали бы подсмеиваться и над ним, но он не
замечал этого.)
Дело усложнялось тем, что промысловый год уже был на исходе, первоначальная
смета на разработку Рублихи давно перерасходована, и от одного Карачунского зависело выхлопотать у
компании дальнейшие ассигновки.
Эти две больших неудачи отозвались в промысловом бюджете очень сильно, так что представленные Ониковым
сметы не получили утверждения и
компания прекратила всякие работы за их невыгодностью.
Между балчуговскими строгалями и Фотьянкой была старинная вражда, переходившая из поколения в поколение. Затем поводом к размолвке служила органическая ненависть вольных рабочих ко всякому начальству вообще, а к
компании — в частности. Когда объездной уехал, Кишкин укоризненно
заметил...
— Вот я и привел нарочно писателя: авось,
мол, он вас остепенит. Я уж Иван Иваныча (Зачатиевского) к ним не однажды в
компанию припускал — для степенности, значит, — а они, не будь просты, возьмут да и откомандируют его в кондитерскую за конфектами!
Если разобрать, что он такое в этой
компании: червь,
моль, былинка, колеблемая ветром!
Петр Степанович явился только в половине девятого. Быстрыми шагами подошел он к круглому столу пред диваном, за которым разместилась
компания; шапку оставил в руках и от чаю отказался. Вид имел злой, строгий и высокомерный. Должно быть, тотчас же
заметил по лицам, что «бунтуют».
— Что ж, милостивые государи, смеетесь ли вы или не смеетесь, а вправду интересуетесь об этом слышать, но если вся
компания желает, то уже я ослушаться не
смею, расскажу.
Жизнь его шла суетно и бойко, люди всё теснее окружали, и он стал
замечать, что руки их направлены к его карманам. То один, то другой из деловых людей города тайно друг от друга предлагали ему вступить с ними в
компанию, обещая золотые барыши, и всё чаще являлся крепенький Сухобаев, садился против хозяина и, спрятав глазки, убедительно говорил...
Он скоро
заметил, что каждый из новых знакомцев стремится говорить с ним один на один и что с глаза на глаз все люди приятнее, добрее, интереснее, чем в
компании.
— Это точно-с, доложу вам, что может быть приятнее для образованного человека, как одиночество, —
заметил советник, садясь на лавку, — а впрочем, есть и
компания иногда не хуже одиночества. Я сейчас встретил Крупова, Семена Ивановича, он такую себе подцепил дамочку.
Кирша вошел и расположился преспокойно в переднем углу. Когда же приказчик, а за ним молодые и вся свадебная
компания перебрались понемногу в избу, то взоры обратились на уродливую старуху, которая, сидя на полатях, покачивалась из стороны в сторону и шептала какие-то варварские слова. Кирша
заметил на полу, под самыми полатями, несколько снопов соломы, как будто без намерения брошенных, которые тотчас напомнили ему, чем должна кончиться вся комедия.
Григорьевна, не
смея продолжать разговора с грозным незнакомцем, отвесила низкий поклон всей
компании и побрела вслед за Кудимычем.
Xлынов. Как ты
смеешь мне приказывать! Дома я с тобой разговаривать могу, а в городе я тебе не
компания. Сейчас на свою дистанцию, назад! Барин, ваше благородие, пойдем к городничему.
Он лег в сторонке, под кустом орешника, и следил за всеми, чувствуя себя чужим в
компании,
замечая, что и Ежов как будто нарочно отошел от него подальше и тоже мало обращает внимания на него.
Завтракая, обедая с ним в кабинетах лучших трактиров ярмарки, в
компании именитых купцов, Пётр с немалым изумлением видел, что Алексей держится как будто шутом, стараясь смешить, забавлять богачей, но они, должно быть, не
замечая шутовского, явно любили, уважали Алексея, внимательно слушали сорочий треск его речей.
— Он не шпион, а он михрютка, не знающий, где раки зимуют, — сказал о нем однажды всей его
компании один беллетрист, имевший одно время значение в некоторых кружках, примыкавших к «общежительной коммуне». — Оттого, — говорил беллетрист, — и все действия Бенни странные, оттого-де он и выходит таким шутом. Это можно,
мол, доказать и с физиологической точки зрения: посмотрите-де только на старых девушек и монахинь, и т. п.
Надо
заметить, что m-lle Blanche и Де-Грие вот уже два-три дня почему-то очень ухаживали за маленьким князем, — а la barbe du pauvre general, [Под носом у бедного генерала (фр.).] и
компания хоть, может быть, и искусственно, но была настроена на самый веселый и радушно-семейный тон.
— Что ж, милостивые государи, смеетесь ли вы или не смеетесь, а вправду интересуетесь об этом слышать, но если вся
компания желает, я ослушаться не
смею, расскажу.
Но неусыпная девица Замшева видела и
замечала все: она сама, в собственных руках, поднесла старому милашке стакан с крепчайшим пуншем, оделя таковым же и прочую
компанию.
— Ничего,
мол: если и двое, так справимся — вы поможете. А в большой
компании подлеты не ходят.
Наблюдатель. Не
заметите, мы плохие физиономисты. Читают в газетах: такой-то уличен в подделке векселей, такой-то скрылся, а в кассе недочету тысяч двести; такой-то застрелился. Кто прежде всего удивляется? Знакомые: «Помилуйте, говорят, я вчера с ним ужинал, а я играл в преферанс по две копейки. А я ездил с ним за город, и ничего не было заметно». Нет, пока физиономика не сделалась точной наукой, от таких
компаний лучше подальше.
Наблюдатель. Нет, не все равно; деньги разные бывают. Прежде покутить любо было. Прежде деньги были веселые, хорошие такие, барские. Где, бывало, кутят, где бросают деньги, туда иди
смело. Так и знаешь, что
компания хорошая, люди честные, доверчивые, великодушные, бесхитростные, как птицы небесные, которые ни сеют, ни жнут, ни в житницы не собирают.
Разносчик вестей. Да ведь такую
компанию сразу
заметишь.
Был тут еще какой-то нелепый юноша, прозванный Кувалдой Метеором. Однажды он явился ночевать и с той поры остался среди этих людей, к их удивлению. Сначала его не
замечали — днем он, как и все, уходил изыскивать пропитание, но вечером постоянно торчал около этой дружной
компании, и наконец ротмистр
заметил его.
А мы: отчего ж,
мол, не завести
компании, Яким Прохорыч, — для че от счастья отказываться?
Мы не будем объяснять судьбы Семена Ивановича прямо фантастическим его направлением; но, однако ж, не можем не
заметить читателю, что герой наш — человек несветский, совсем смирный и жил до того самого времени, как попал в
компанию, в глухом, непроницаемом уединении, отличался тихостию и даже как будто таинственностью, ибо все время последнего житья своего на Песках лежал на кровати за ширмами, молчал и сношений не держал никаких.
Заметим здесь, что все до единого из новых жильцов Устиньи Федоровны жили между собою словно братья родные; некоторые из них вместе служили; все вообще поочередно каждое первое число проигрывали друг другу свои жалованья в банчишку, в преферанс и на биксе; любили под веселый час все вместе гурьбой насладиться, как говорилось у них, шипучими мгновениями жизни; любили иногда тоже поговорить о высоком, и хотя в последнем случае дело редко обходилось без спора, но так как предрассудки были из всей этой
компании изгнаны, то взаимное согласие в таких случаях не нарушалось нисколько.
Явился он ровно за неделю до исчезновения Семена Ивановича, вместе с Ремневым-товарищем, приживал малое время в углах, рассказал, что страдает за правду, что прежде служил по уездам, что наехал на них ревизор, что пошатнули как-то за правду его и
компанию, что явился он в Петербург и пал в ножки к Порфирию Григорьевичу, что
поместили его, по ходатайству, в одну канцелярию, но что, по жесточайшему гонению судьбы, упразднили его и отсюда, затем что уничтожилась сама канцелярия, получив изменение; а в преобразовавшийся новый штат чиновников его не приняли, сколько по прямой неспособности к служебному делу, столько и по причине способности к одному другому, совершенно постороннему делу, — вместе же со всем этим за любовь к правде и, наконец, по козням врагов.
Старший штурман едва успевает отвечать, но под конец начинает раздражаться и на последнем любопытном срывает свое сердце. Этим последним обыкновенно бывает старший механик, невозмутимый и добродушный хохол Игнатий Николаевич, который как-то ухитрялся не
замечать недовольного лица старшего штурмана, уже ответившего раз двадцать одно и то же, и, входя в кают-компанию в своем засаленном, когда-то белом кителе, самым хладнокровным образом спрашивает...
Володя хотел, было, идти жаловаться к старшему офицеру, но тотчас же оставил эту мысль. К чему поднимать историю и жаловаться? Он еще с корпуса имел отвращение к «фискальству» и всяким жалобам. Нет, он лучше в кают-компании при всех выскажет Первушину всю гнусность его поведения. Этак будет лучше; пусть он знает, что даром ему пакости не пройдут. Ему теперь нельзя будет прибегать к уловкам и
заметать хвостом свои фокусы.
Володя спустился вниз и,
заметив у кают-компании вестовых, просил указать батюшкину каюту.
Так ты и скажи господам Луповицким и другим господам, которы
компанию с ними водят, что,
мол, тятенька за какую ни на есть обиду полмиллиона, а надо, так и больше не пожалеет, а обидчика,
мол, доедет.
Христя еще стояла на пороге и все смотрела ему вслед. Мне казалось, что она тихо и неутешно плакала, и я все хотел к ней подойти, и не решался; а в это время невдалеке за углом послышались голоса какой-то большой шумной
компании, и на улице показалось несколько молодых людей, в числе которых я с первого же раза узнал Пенькновского. Он был очень весел — и,
заметив в калитке женское платье Христи, кинулся к ней с словами...
— Я все помалчивал… Пускай,
мол, выскажется до самого дна. Да почему и не предположить, что такая величина, как я, польстится на то, чтобы вступить в союз с господином таксатором… Ни больше ни меньше, как всех мы должны провести и вывести Низовьева, Черносошного, вас, Василий Иваныч, и — в лице вашем — всю
компанию.
Василию,
мол, Иванычу ничего не будет стоить: побудить
компанию вместе с дачей приобрести и усадьбу с парком, сделать из нее центральный пункт всего приволжского лесного промысла и хозяйства
компании и вместе — заложить здесь фундамент для распространения здравых познаний по лесоводству и уходу за всеми видами строительных и фруктовых деревьев…
Павла Захаровна поглядела вбок на сестру: „довольно,
мол, и одного хама, а то еще его приказчиков всяких в свою
компанию принимать!“
Она бывала
смела и нахальна только в пьяных
компаниях, теперь же, одетая в обыкновенное платье, очутившись в роли обыкновенной просительницы, которую могут не принять, она почувствовала себя робкой и приниженной.
Лакей повел
помещать гостя, а мы проследовали в главный номер — эскадронного ротмистра, где шла игра, в которой теперь принимала участие уже вся наша
компания, кроме полковницына кузена Саши, который жаловался на какое-то нездоровье, не хотел ни пить, ни играть, а все прохаживался по коридору.
Проходя в отдельный кабинет мимо зимнего сада,
компания заметила Гиршфельда, сидящего тоже с
компанией за столом под громадной развесистой пальмой.
С первого взгляда можно было
заметить, что он далеко не «завсегдатай» этой
компании кутил, занимающихся лишь глупым прожиганием жизни и безумными тратами средств, доставшихся им благодаря трудам или талантам их отцов. Виктор Аркадьевич Бобров — так звали его — приходился племянником доктору Звездичу и, несмотря на то, что не прошло и четырех лет, как он кончил курс в Технологическом институте, занимал уже хорошее место на одном из казенных заводов Петербурга.
Все было прекрасно, но в
компанию замешался черт, и все дело испортилось: офицеры до того запьянели, что стали
метать вилки в портрет, рассчитывая, что могут окружить его так же ловко, как жонглер окружал кинжалами голову живого человека.